Острота зрения.
Автор: fitomorfolog_t
Беты (редакторы): Elviel, Кэцхен, Tarrin
Фэндом: Громыко Ольга «Космоэколухи»
Основные персонажи: Теодор
Рейтинг: PG-13
Жанры: Гет, Джен, Фантастика, Психология, Повседневность
Предупреждения: ОМП, ОЖП
Размер: Мини, 14 страниц
Описание: Не всегда просто рассмотреть очевидное.
Посвящение:
Аркадию Васильевичу, моему дяде и замечательному врачу.
И всем врачам и медсёстрам, знакомым и незнакомым, сколько их есть на свете.
Публикация на других ресурсах: С моего разрешения.
Примечания автора:
Я выражаю восхищение и благодарность моим бетам, которые в процессе подготовки текста прочли его 260 раз (и я не шучу, статистика фикбука не врёт). А также всем, кто на финальной части написания спасал меня от композиционного затыка, высказывая своё мнение - Poloz, Enchantress, K.E.B. и Prokhozhyj. Дорогие мои, даже если я поступила не так, как Вы советовали - Ваши советы я обдумала, и они помогли мне! А, главное, мне помогла Ваша поддержка!
Тапки приветствуются. Ибо я всё-таки не понимаю, что натворила.
читать дальшеI must go down to the seas again, to the lonely sea and the sky,
And all I ask is a tall ship and a star to steer her by...
By John Masefield, 1902.
– Если всё, давайте работать, – врачебная ежеутренняя конференция, в просторечии почему–то именуемая «пятиминуткой», обычно включала краткий отчёт старшей медсестры за сутки и обсуждение «проблемных» больных. Говорили то, что нельзя сказать на обходе, Аркадий Васильевич выслушивал лечащих врачей, мгновенно, как мячик, перекидывая насущные вопросы узким специалистам и в течение десяти-пятнадцати минут вырабатывая тактику ведения больного. Существовали ещё сестринские «пятиминутки» – дежурные сдавали смену и заодно отчитывались перед лечащими врачами. Там говорили уже о каждом больном, сообщали о неисправности аппаратуры, обсуждали промахи в работе, а иногда – поздравляли с днём рождения и другими праздниками.
– Ещё о Лендере, – уже зашевелившиеся сотрудники задержались, на лицах читалось нетерпение – ну что там ещё? Самое важное уже сказали…
– Опять о Лендере? А теперь-то что?
– Он ходил по карнизу. На спор, – старшая медсестра поджала губы.
– Слепой?! –вопрос был риторическим. Как раз сетчатку Лендера и обсуждали последние пятнадцать минут.
– А для этого глаза не нужны, – в сердцах бросила Лидия Ивановна. – Карниз узкий, пройти – только–только, лицом к стене.
– Кто дежурил? – мрачно рявкнул Аркадий Васильевич. От мысли, что пациент его отделения мог сорваться с пятого этажа, внутри похолодело.
– Лерочка. Да разве ж она с таким справится… – Лидия махнула рукой. – Да и не успела. Она как раз упаковки регенерантов пересчитывала, слышит – шум в палате… пошла узнать, а он уже идёт…
– Ладно… мне всё равно с этим орлом сегодня разговаривать, вот заодно и выясним, чем он думал и о чём… ну что ж, за работу?
Аркадий Васильевич поднялся – надо было пройти по отделению, заодно на этого Лендера глянет… у больных время завтрака, значит – в столовую.
Лендер был не из тех «чумных» пациентов, которым всё не так – каша недосолена, из окна дует, кровать скрипит, а сосед по палате храпит, переведите меня куда-нибудь. И не из тех, которые мистическим образом умудряются на территории комплекса разжиться спиртным. В последнем главврач, впрочем, не был уверен, что-то частенько в урне между этажами стали попадаться золотисто–зелёные банки с надписью «Бобруйское светлое». С появлением Лендера больные повеселели, травили байки, азартно спорили, перешучивались, и потому главный склонен был закрывать глаза на мелкие нарушения режима, но это…
Через приоткрытую дверь столовой был виден столик, почему-то уставленный стаканами. Аркадий Васильевич толкнул створку и вошёл. Молодой смуглый парень, вытянув ноги и улыбаясь до ушей, сидел на своём месте и словно бы обводил глазами помещение.
– Петруша, я всё слышу! Давай сюда мой компот, жлоб. Зажилить решил?
Под смешки присутствующих – не удалось провести! – тощий бортмеханик Петруша поставил перед слепым последний стакан.
Ну и что он будет делать со всем этим компотом?! Не говоря уже о том, что больные должны получать свой рацион… Аркадий Васильевич хотел уже вмешаться, но остановился, выжидая…
Парень помедлил, с торжеством, ехидством и удовлетворением повернулся и широким жестом указал на свой выигрыш.
– Налетай, ребята! Сегодня я угощаю!
При этом он чуть не задел крайний стакан – человек, ещё не привыкший жить наощупь.
«М-да… вот так гусь. Он идиот или такой вот непрошибаемый оптимист? – врач почувствовал раздражение. – Небось, из тех, кто думает, что уж с ними-то точно ничего плохого случиться не может. А я ему собрался говорить о несовместимости… Как он отреагирует? «Доктор, этого не может быть, это какая-то ошибка, ну сделайте же что-нибудь»? Ну, может, у него есть деньги на импортную подложку… да, а потом дождёшься, чего доброго, жалобы в вышестоящие инстанции, что отделение раскручивает пациентов на деньги», – зло подумал он.
Проходя мимо стойки сестринского поста, он сказал:
– Вероника, после завтрака приведите, пожалуйста, Лендера ко мне в кабинет.
– Хорошо, Аркадий Васильевич, – девушка оторвалась от своего занятия. Врач улыбнулся. Его каждый раз удивляли её глаза – отблеск вирт–окна придавал им оттенок светлого серебра. Сама девушка при этом почему-то стеснялась своей внешности, считая её бесцветной. Одно время она почти каждую неделю перекрашивалась – то в брюнетку, то в рыжую – но так ни на чём и не остановилась, и теперь из-под шапочки выбивалась серовато–русая прядка.
Сестра-хозяйка, с достоинством несущая свой немалый вес, тоже задержалась у пульта.
– Вероника, посмотри, кто вчера принимал бельё?
Девушка тронула сенсор.
– Старшая смены, Вера Петровна, а что?
– В бельевой недостача. Одного комплекта не хватает.
– Может, у Лендера спросить? – попыталась пошутить Вероника.
– Ну при чём тут Лендер! – сестра-хозяйка была раздосадована, как недостачей, так и неудачной, по её мнению, шуткой. – В прачечной напутали, а Вера не пересчитала, и все дела.
«Да этот Лендер – притча во языцех какая-то!»
***
Вероника постучалась и провела в кабинет слепого. Аккуратно развернув того за локоть, она придвинула кресло – парень пошарил руками в поисках подлокотников и сел.
– Вероника, подождите, пожалуйста, в приёмной. Кофе там возьмите…
Разговор мог оказаться длинным. И сложным.
Вероника вышла.
– Вы хотели рассказать об операции? – Лендер выжидательно улыбнулся.
Врач снова почувствовал вспышку раздражения. Слепота, пусть временная, дезориентирует и подавляет, и ему доводилось видеть, как растеряны бывают даже больные с благоприятным прогнозом. Парень, конечно, ещё не подозревал о возникших сложностях, и всё равно – он был слишком уверен… а уж эта его вчерашняя выходка!..
– Да, – сухо сказал врач. – Но прежде всего я хотел поговорить о вчерашнем событии.
– Аркадий Васильевич, – на этот раз улыбка парня была примирительной. – Ведь ничего страшного не произошло, так? Я знал, что всё получится.
– Знали, да? Да как вам вообще такое в голову пришло? Что, по полётам соскучились?
Так говорить не следовало. Врач-то знал… но справиться с раздражением не удавалось.
Больной вскинул голову. Его лицо, только что сиявшее оживлением, стало похоже на белую маску.
Это продолжалось не больше секунды. А затем Лендер снова улыбнулся – широко и бесшабашно.
- Аркадий Васильевич, да ерунда же. Ну подумаешь… Байки травили, я рассказал про то, как однажды, курсантом ещё, в увольнительной застрял, с девчонкой… а наутро полёт был, вахтёр бы доложил, что я после отбоя возвращаюсь. Ну я и полез – по водосточной трубе, потом по карнизу. Ну и вот – рассказал, а потом к слову пришлось – говорю, хотите, и сейчас пройду? Ну сами посудите, я что, и не мужик теперь?
Но врач уже смотрел другими глазами.
Его обдало холодом – второй раз за утро. Вот только отвечать всё равно было нужно.
– Так, пилот! – он рявкнул тихо, но с нажимом. – Крутизну своих яиц портовым девкам показывать будешь! А здесь – будешь лечиться и соблюдать режим! О себе не думаешь – о других подумай! Я-то ладно, бумажками отпишусь, а девчонку по судам затаскают! Понял, да?
Парень выглядел ошарашенным. Неудивительно – на Прайме, в полевом госпитале, иные строптивые пациенты в погонах от этого негромкого рыка, бывало, в струнку вытягивались.
– П-понял… Какую девчонку?
– Лерочку. За которой ты вчера в парке на прогулке ухлёстывал. Было дело?
Врач мрачно уставился на пилота – так, словно тот мог видеть и оценить этот взгляд.
– Да… Аркадий Васильевич, я всё понял.
– А комплект белья кто слямзил? – теперь врач говорил вполне мирно. Это был выстрел наугад, главное, чтобы тон был уверенным.
– Ну… мы с парнями. Мы бы вернули, честно.
– Зачем?
– Ну… шутку пошутить хотели. В женском отделении, – парень смутился.
– Вон!!! – рявкнул врач. И нажал кнопку вызова.
Вероника торопливо вошла. Кофе попить она явно не успела.
– Отведите, пожалуйста, пациента в его палату, – попросил Аркадий Васильевич. И, уже в спину уходящему, бросил:
– Бельё верните. Сейчас, Веронике.
Он ничего не сказал о том, ради чего, собственно, вызвал к себе пилота.
Дверь закрылась. Врач сидел неподвижно, буравя её взглядом.
"Что, по полётам соскучились?" И какой-то миг, когда лицо изменилось… и вот это – «что я, и не мужик теперь?»
«Может, показалось, и я всё напридумывал?» Но врач был уверен, что нет.
Значит, вот оно как. Не идиот и не самоуверенный оптимист. А… что? Цепляется за привычное поведение, потому что так легче пережить слепоту? А если зрение вернётся, но медкомиссия не допустит до полётов?
Вот именно. Не слепоты он боится… врач чувствовал это так же ясно, как – в те же времена, на Прайме – чувствовал начинающийся сепсис прежде, чем приборы выдадут предупредительный сигнал.
Врач потянулся к видеофону и вызвал юридический отдел.
– У меня больной лежит, Лендер, – сказал он после приветствия. – Требуется пересадка сетчатки, но офтальмозиновая подложка не подходит. Поднимите, пожалуйста, его страховку. Может, есть возможность выжать из страховой компании стоимость ретиниловой? Очень постарайтесь, прошу вас.
***
– Теодор, пора на прогулку! – Вероника пыталась придать голосу строгость, но это не очень-то удавалось.
– С вами, Вероника, – куда хотите! – парень поднялся с койки и сделал несколько шагов на голос. Медсестра тронула его за локоть, направляя к выходу.
– Вероника, давай на «ты»! – парень наклонился к девушке, подстраиваясь под её шаги и стараясь оказаться чуть ближе.
В дверях они столкнулись бёдрами, но Вероника отстранилась, увеличивая дистанцию. Пилот, напротив, стремился её сократить, и из-за этого траектория парочки пролегла по диагонали коридора.
– Теодор, давайте не будем торопить события, – непреклонно заявила девушка, снова столкнувшись с парнем. На этот раз он переусердствовал, споткнулся о её ногу, и ей пришлось придержать пациента, чтобы тот не упал.
Лифт мягко тренькнул, возвещая о своём прибытии, и двое вошли в раскрывшиеся двери.
– Ну почему? – огорчился парень. – Мы уже давно знакомы…
- Четыре дня… - подсказала девушка.
- А мне кажется – всю жизнь! Каждое утро я просыпаюсь – и начинаю высчитывать, не твоё ли дежурство! И жду, когда раздастся лёгкий перестук каблучков…
– Теодор, на работе мы носим обувь на мягкой подошве!
– А почему, собственно?
– Так положено, - девушка поневоле улыбнулась.
– Это неправильно! – с энтузиазмом заявил Лендер. – Представляешь – просыпаешься утром, а тут – лёгкий перестук каблучков, и входишь ты, принеся с собой аромат сирени…
– Это дезинфектант, - подсказала Вероника, с трудом сдержав смешок.
Они вышли из лифта, протиснулись сквозь вертящиеся двери и оказались в парке.
– Ну… пусть дезинфектант, – согласился парень. – То-то я думаю – когда тебя нет, что-то постоянно о тебе напоминает…
– Теодор, вот ваша трость, – девушка решительно пресекла дальнейшие попытки к сближению. – Маршрут вы знаете и справитесь – мы с вами уже тренировались. Через два часа я вас найду.
– Целых два часа! Подождите, - пилот не стал настаивать и вернулся к обращению на «вы». – Ну… я же опять буду думать – какая вы… вы никак не говорите. Давайте я вас опишу, а вы скажете, угадал я или нет. У вас пышные волосы… полудлинные, рыжие.
– Не угадали.
– Ну, значит, каштановые. И чуть вьются. А глаза тёплые, карие. И с золотистыми искорками. Верно?
Девушка замялась. Парень был симпатичным… смуглая кожа, открытое улыбчивое лицо, и весёлый – он словно бы не замечал своей травмы, заражая жизнерадостностью. Вот ведь какой лёгкий характер у человека… Но ведь зрение к нему вернётся, и он увидит, что она вовсе не такая, а – никакая. Как у них в школе говорили – «ни рожи, ни кожи». Ну и что! Ну а вот сейчас она побудет кареглазой шатенкой – назло всем, а потом… какая разница.
– Да, верно, – пауза была недолгой, он не должен был заметить.
– И тонкая талия, двумя ладонями обхватить, – пилот улыбался, подаваясь навстречу.
С этим согласиться было куда легче.
– И грудь пятого размера…
– Теодор! – девушка покраснела.
– Четвёртого, – поспешно согласился пилот. – Ну вот, теперь я смогу пережить два часа. Я буду гулять и представлять себе вас.
– Мне надо идти, – Вероника была смущена, гораздо больше, чем когда-либо. – Я вернусь через два часа.
Повторять это было излишним, но девушка не знала, что сказать. Поспешно убегая в сторону главного подъезда корпуса, она прижимала ладони к щекам – с этим надо что-то делать, ведь догадаются…
Парень коснулся тростью дорожки и сделал шаг.
– Ну ты даёшь, – голос раздался с той стороны, где, как знал пилот, была скамейка. – Тебе сказать, как она выглядит… на самом деле?
– Слушай, отвали, а? – слепой повернулся на звук. – Ну на хрена оно надо?
***
Тут ведь штука-то в чём. Больные знают о своих болезнях совсем не так мало, как считают врачи. Иные в своей болезни и вовсе профессора. Бывают такие, которые могут показать неумелому студенту, как правильно пальпировать печень или, скажем, где тут на кардиограмме Т-зубец. Кое-что передают от больного больному, кое-что рассказывают из своего опыта – так что новичок, впервые попавший в отделение, совсем уж непросвещённым не останется. И в «глазном» отделении то же самое. Поэтому слепой пилот знает уже, что сетчатку для пересадки выращивают на органической подложке, что сама операция простая, только после неё некоторое время тяжести поднимать нельзя, да и вообще лучше бы поберечься, и что зрение восстанавливается полностью, никакая медкомиссия не придерётся. На той планете, куда пилота занесло, производят подложки «офтальмозин», и они вообще-то очень даже ничего. Бывает, что у кого-то с офтальмозином несовместимость, но таких немного, не больше десяти процентов. Эти люди могут воспользоваться одной из импортных подложек, правда, они дорогие, сволочи. Но у тебя ведь надбавка за дальний космос, верно?
Ну да, точно. Девяносто процентов – неплохо. А если ты – те самые десять?
И надбавка тоже есть. Только вот как-то не накопилось ничего на карточке. То букет орхидей девчонке – да-да, в городе под куполом, где вся эта биотехнология – как брильянты… то ещё что-нибудь, столь же неотложное. Ну и…
Ну и – если ты вдруг – те самые десять, то можно бы ещё к отцу обратиться. Только тот ещё восемь лет назад сказал: «Лучше б у меня вовсе не было сына…»
Ну… ладно. Есть методики – зрение вернётся. Только не в полном объёме, до полётов медкомиссия не допустит. Ну – делов-то… можно сменить профессию и жить. Живут же другие. Кассиры, механики, полицейские.
Только это не жизнь. Потому что жизнь – это когда ты кожей чувствуешь вибрацию двигателей, а перед глазами звёзды закручиваются в спираль гиперперехода…
Но ведь какова вероятность этих десяти процентов? Правильно, десять процентов. Так что и думать нечего…
Только… он тут уже неделю. Все мыслимые анализы сделали ещё в первый день… запихнули в медсканер, кровь взяли – миллилитров сто, не меньше, и ещё зачем-то укололи в бедро, предварительно обработав место укола медпарализатором – когда «заморозка» прошла, повреждённое место болело и чесалось. Ему пояснили, что взяли образец подкожной жировой клетчатки – а пилот и не знал, что она у него есть. Оказывается, она у всех есть, просто у некоторых побольше, и её клетки тоже зачем-то надо исследовать.
И – всё. Об операции не говорили, лечения пока не назначили. Только каждое утро давали выпить резко пахнущую жидкость – витаминный коктейль, он раньше с таким сталкивался.
Почему?
Тут поневоле покажется, что десять процентов – это очень много.
Белая невесомая трость, выстукивающая плитки дорожки, вдруг сбивается с ритма, наткнувшись на поребрик. Пилот отклонился от курса. Надо скорректировать траекторию… слепой аккуратно разворачивается на два градуса и продолжает движение.
Заканчивается очередной день долбанной неизвестности.
***
– Ничего не выходит, Аркадий Васильевич, – старший юрист реабилитационного центра смотрел чуть ли не виновато. – Это я о Лендере, помните, вы спрашивали? Я сам этим занимался, и не по видеофону – встретился с представителем компании лично. Ретиниловую не оплатят, потому что…
Врач дослушал подробное объяснение юриста, поблагодарил и отключил видеофон. Некоторое время он барабанил кончиками пальцев по столешнице, затем развернул вирт-окно. После нескольких минут поиска он наконец открыл текст – да, точно, это было в «Клеточной трансплантологии и биоинженерии» за март, а не за апрель. Статью он перечитывать не стал – содержание помнилось достаточно хорошо. Его интересовала строчка меленькими буковками в самом конце. «Поступила в редакцию…» Да, полтора года назад. Даже на фоне остальных медицинских журналов «Трансплантология» выделялась медлительностью публикаций. Вот теперь врач промотал текст к началу. Заголовок статьи гласил: «Опыт применения SH2 клеток для репарации и регенерации при экспериментальных повреждениях сетчатки глаза у собак».
Задумчиво пробежав глазами введение, врач пропустил «методы» и «результаты» и перешёл сразу к «обсуждению и выводам». Ещё через десять минут он свернул статью и набрал номер на видеофоне. На дисплее нарисовалась породистая физиономия. Физиономия сияла.
– На ловца и зверь бежит! – весело блестя глазами, заявил собеседник. – Ну, здравствуй, дорогой! Что, уже пронюхал? Откуда?
– Что пронюхал? – откликнулся Аркадий Васильевич, поневоле заражаясь энтузиазмом своего визави.
– Так ведь подписали, как раз вчера подписали! Разрешение на клинические испытания! Деньги на программу выделяют, оборудование!
– Поздравляю! – искренне сказал врач. – И ни полслова ведь не сказал! А где?
– Тебе все клиники перечислить? – собеседник расхохотался. – Обижаешь, Аркаш, ну конечно, твоё отделение в списке! Ещё неделька-другая – и всё будет готово Я б тебе, интригану, тогда сам позвонил. А то раньше времени трепаться – удачу спугнуть, будто сам не знаешь.
Аркадий Васильевич кивнул. Он знал.
– Значит, мне везёт, – сообщил он. – Честно, не слыхал. Но как раз за тем и звонил – спросить, когда же ты нас наконец с нашими устаревшими методиками на свалку отправишь.
– Ну, до свалки ещё далеко. Выращивание сетчатки in vitro пока всё–таки более надёжно. Но за последние полтора года нами достигнуты определённые результаты, – учёный безуспешно попытался принять вид скромного достоинства.
– Вот-вот, расскажи-ка! Что там у тебя с фоторецепторами L-типа, и удалось ли преодолеть нарушения в дифференциации моносинаптических клеток? Я читал вашу статью.
Статья, естественно, была подписана не только Ованесом Айрапетяном, это был результат усилий целого коллектива, но Айрапетян был руководителем лаборатории.
– Ну, у собак L-рецепторов нет, - напомнил Ованес.
– Потому и спрашиваю. Когда мы виделись в последний раз, ты говорил о том, что начинаешь опыты с шимпанзе.
– Шимпанзе – это дорого, – пояснил завлаб. – Дороже, чем собаки. Нет хорошей выборки… А что, у тебя есть пациент, которому требуется стопроцентное зрение? – он прищурился. – Дай угадаю. Пилот? Диспетчер? А почему не пересадить ему сетчатку, выращенную традиционным методом?
– От тебя ничего не утаить, – рассмеялся врач. – Да, пилот, и у него несовместимость с офтальмозином. А ретиниловая подложка не оплачивается страховой фирмой.
– Ясно, – завлаб посерьёзнел. – Ну, способность видеть восстанавливается в девяноста пяти процентах случаев. Другое дело – как именно видеть. Наша методика существенно лучше, чем предыдущая, но всё же в некоторых случаях не происходит дифференциация клеток Мюллера, нарушается соотношение M- и L-рецепторов вплоть до полного исчезновения последних, не формируется жёлтое пятно… На результат влияют состояние здоровья, особенности питания... в общем, точные прогнозы я бы давать не рискнул.
– Ну а хоть приблизительно?
– Ну… скажем так, процентов шестьдесят за то, что зрение восстановится в полном объёме.
– Лучше, чем как сейчас. Что ж, ждём твои бумаги, и как только, так сразу, – Аркадий Васильевич нахмурился. – А ведь потом ещё лабораторию готовить. Аппаратуру ждать… Снова время. Боюсь, как бы пациент не сорвался.
– Ну, заказать приборы загодя тебе твоя же бухгалтерия не позволит, – Ованес задумался. – Значит, так. Поначалу можно будет вести культуру клеток ваших пациентов на базе моей лаборатории. Но не надейся, что и дальше будешь у меня на шее сидеть! В следующий раз уже сам. Тебе под это дело вполне могут не только деньги на оборудование, но даже и ставку выделить, так что давай, продумывай заявку.
– Ладно. Ты меня озадачил, – но это была приятная озадаченность. – Насчёт заявки – я к тебе сотрудницу пришлю, пусть вникает, ты не против?
– Разумеется, нет. Детали обсудим позже, хорошо?
– Хорошо. Передавай привет Карине.
***
– Космос полон загадок, – задумчиво выдал пилот. Слушательницы притихли. В стандартной двухместной палате женского отделения их набилось человек пятнадцать, поэтому механик Петруша, выступивший в роли поводыря, сидел прямо на полу у двери. Он слушал не очень внимательно – вертел в руках браслет комма, задумавшись о чём-то своём.
Свет в палате был притушен, только горел ночник у одной из кроватей.
– Вот однажды, помню, в «завис» угодили – на гасилке авария. И вот, значит, висим… станция автоматическая, ремонтников на ней нет, и такая дыра… и связи нет.
– А почему нет?
– Так станция обесточена. Обычно связь через специальную червоточину, раз в сутки, через станционный передатчик. А с нашего передатчика сигнал послать можно, но до следующей гасилки он года три идти будет… так что – сидим, ждём, когда двигатели сами погасятся. Фильмы все пересмотрели, еда на исходе… пиво – и то кончилось… – тут в голосе пилота прорезались драматические нотки.
Кто-то из молоденьких девчонок жалостливо вздохнул.
– Ну вот. И сижу я как-то за пультом, игрушку гоняю. И вдруг… – пилот сделал паузу.
– Что? – заворожённо спросил кто-то.
– Вижу – свечение… белое такое, переливается, то слабее, то сильнее… шторки иллюминаторов открыты были. А приборы ничего не показывают… только индикатор гашения вдруг зажёгся, гасимся вовсю! Я – к иллюминаторам, а корпус светится, и словно бы искорки пробегают. А приборы по-прежнему молчат!
Если до этого в палате слышались дыхание, шорох одежды – тут слушательницы, кажется, и дышать забыли.
– И тишина. А свечение словно бы перемещается, и вдруг…
По подоконнику пробежал зеленоватый блик, но увлечённые слушательницы его не заметили. Блик сместился и стал ярче. Сверху, медленно колыхаясь и поворачиваясь, спускалось нечто бледно сияющее и бесформенное. Кто-то из девчонок взвизгнул. Через секунду многоголосый визг, взметнувшись, прокатился по всему этажу. Захлопали двери, кто-то спрашивал, что случилось. Дежурная медсестра ворвалась в палату, чуть не сметя сидящего на её пути Петрушу. Тот деликатно отодвинулся.
Вспыхнул свет. Медсестра оглядела всю картину – теснящихся на койках и стульях пациенток, довольного лыбящегося смуглого парня и скромно потупившегося Петрушу. За окном белела простыня, распяленная на чём-то – вероятно, плечиках для одежды – подсвеченная зелёным фонариком. Простыня медленно повернулась, дёрнулась и уплыла вверх, словно притянутая за верёвку.
– Господи, Лендер! Снова вы! Да что же это за наказание такое!!!
– А что опять я? Я вообще ни при чём, сидел, истории рассказывал. Вот Петруша подтвердит.
Но физиономия Петруши выдавала соучастников с головой. Одна из женщин, сдёрнув с койки подушку, саданула ею пилота между лопаток.
– Вы не в то отделение попали, Лендер! – с досадой выпалила медсестра. – Для таких как вы у нас отдельный корпус. Вот скажу вашему лечащему, пусть оформляет перевод.
– Что, целый корпус таких как я? – восхитился парень. – Отведите меня туда, я хочу встретить братьев по разуму!
– Братьев по чему?! – от возмущения медсестра задохнулась. – Да слава Богу, что у нас не кардиологическое! Меня саму чуть инфаркт не хватил!
– В кардиологическом я бы так шутить не стал, – проникновенно заявил пилот. – Я бы что-нибудь другое придумал…
– А про свечение что же, выдумал? – жалобно-сердитый голосок раздался откуда-то из самого угла.
Пилот, осознавший, что сейчас его будут бить не только подушками, клятвенно прижал руку к сердцу.
– Чистая правда!!
– А чем закончилось?
– Ну, погасились и улетели… до сих пор гадаем, что это было.
– Лендер, я вас умоляю, идите к себе на этаж! Спать пора! – медсестра всё ещё сердилась. – Весь корпус перепугали!
– Всё-всё. Мы уже ушли, – Лендер поднялся и сделал осторожный шаг в сторону выхода. Медсестра вышла следом за парнями, проследила взглядом, убедившись, что оба – и слепой, и его приятель – свернули на лестницу, обессиленно опустилась на свой стул и неожиданно для себя захихикала.
***
Славка проснулся неизвестно от чего и открыл глаза. Точнее, глаз. Второй был закрыт повязкой. Врачи, пообещали, что он восстановится, но Славка сомневался. Дело их такое, успокаивать, да и что они там понимают? Славка -то знал, что такое жизнь, и был уверен, что в такое место ни один нормальный врач работать не пойдёт, у нормальных – частная практика и двести единиц за консультацию. Ну а тут – неудачники, такие же, как он сам. А на частную клинику денег у Славки отродясь не водилось. В общем, жизнь в очередной раз показала задницу. А тут ещё сосед по палате – полный придурок…
Сосед сидел на своей койке, неподвижно и неестественно прямо, и его широко раскрытые глаза поблёскивали, освещаемые уличным фонарём. Руки слепого лежали на крышке тумбочки, пальцы двигались, словно пилот играл на клавишном инструменте неслышимую мелодию.
– Эй, ты чего? – зрелище было жутковатое. Не вызвать ли с поста дежурную? Рука Славки потянулась к кнопке.
– Вспоминаю, как выглядит пульт, – голос пилота был совершенно нормальным, и Славка только сейчас осознал, что сам он говорил хрипловатым полушёпотом.
– В каком смысле «выглядит»? – теперь Славка говорил чуть громче, разгоняя страх. Ещё не хватало – находиться в одной палате с сумасшедшим!
– Под левым мизинцем у меня сенсор второго маневрового, а под средним – первый тормозной, – пояснил псих.
– И что? Зачем тебе это? Тебе скоро сетчатку пересадят, и всё, будешь видеть… говорят, операция пустяковая, на поток поставлена.
– Я хочу узнать, смогу ли управлять кораблём вслепую.
Славка подумал.
– Кроме пульта, надо ещё показания приборов читать, – авторитетно выдал он. Его знакомство с устройством кораблей ограничивалось каждодневным зрелищем взлётов и посадок, на которое он давно перестал обращать внимание, а также разглядыванием распахнутых люков, к которым он подводил свой автопогрузчик, но уж это-то все знают.
– Искин может передавать информацию в голосовом режиме, – сказал пилот.
– Ну ты дурак, да? Кто же возьмёт на работу слепого пилота?
Пилот повернулся, и Славка осёкся, сообразив, что только что брякнул. Лицо пилота ничего не выражало. Как у киборга.
– И то верно, – спокойно сказал он. – Давай спать.
Он лёг на своё место и отвернулся к стене.
Славка выматерился и тоже лёг. Про себя он решил, что засыпать погодит – вдруг всё-таки понадобится нажать кнопку вызова?
***
– Садитесь, Теодор, – Аркадий Васильевич дождался, когда медсестра усадит пациента в кресло и выйдет. – Итак, я должен объяснить ситуацию, возникшую в вашем случае. У вас необратимое повреждение сетчатки. Есть методика, довольно простая, ею пользовались ещё в прошлом веке. На глазное дно и роговицу глаза наносятся специальные клетки, взятые из вашего же организма. Они приживаются в нужном месте и дифференцируются, то есть, у вас вырастает как бы новая сетчатка. Проблема в том, что при этом зрение восстанавливается, но не в полном объёме, и люди – хотя и способны вернуться к полноценной жизни – имеют некоторые ограничения по профессии.
– Но ведь… – напряжённо сказал Лендер, – я слышал, что…
И замолчал.
Врач кивнул, скорее самому себе.
– Есть второй способ. Он более дорогой, но и результаты намного лучше, поэтому сейчас его используют чаще всего. Сетчатка выращивается на специальной органической подложке и затем пересаживается пациенту. Такая сетчатка получается почти неотличимой от вашей собственной, и после этой операции ограничений по профессиям нет.
Лендер сделал движение, но замер. Видимо, понял, что это не всё.
– К сожалению, та подложка, которой мы пользуемся, для вас не подходит, – врач просто излагал ситуацию, спокойно, почти бесстрастно. – Ваши клетки с ней несовместимы, и вырастить сетчатку не удастся. Есть импортная, центаврианская. По биотехнологиям Центавр сильно опережает людей, и они производят медицинские товары высокого качества, в том числе – предназначенные для использования в Федерации, но, как вы понимаете, это сразу делает их очень недешёвыми. Иммунологические пробы показывают вашу совместимость с материалом этой подложки. Но ваша страховая компания отказалась её оплачивать.
Врач выжидательно замолчал. Если пациент согласен – и способен – оплатить импортную подложку, предложение об этом должно поступить от него самого. Выбор в любом случае за ним.
– Ясно, – лицо пациента закаменело, он опустил голову, словно всматриваясь в соринку на полу. И всё. – Значит, зрение не в полном объёме и смена профессии. Хорошая такая профессия – складской сторож. Только ведь напутаю в накладных.
Тут его голос всё-таки сорвался. Он замолчал, словно бы вежливо давая собеседнику возможность ответа, и пару раз сглотнул.
Врач помолчал, подбирая слова. Кажется, всё-таки он был прав.
– Есть ещё вариант, – сказал он. – Разработана новая методика, точнее – разновидность старой. Культура стволовых клеток вводится внутривенно, и сетчатка вырастает на месте, но при этом используются некоторые факторы роста… особые белки, – пояснил он. – Это сильно повышает вероятность полного восстановления зрения. Но эта методика пока не испытывалась на людях, и точный прогноз мы дать не можем.
– А на собаках? – живо спросил Лендер.
– Испытывали и на собаках, и на шимпанзе, – Аркадий Васильевич позволил себе усмехнуться. – Руководитель лаборатории, в которой велась разработка, говорит – процентов шестьдесят за то, что зрение восстановится в полном объёме, и ещё тридцать пять – что будут нарушения цветного или сумеречного зрения, либо снижение его остроты. В той или иной степени. Пока мы не можем сказать, в какой. В отличие от первого варианта.
– Ну что ж, – пилот поднял голову. Он снова улыбался, но как-то кривовато. – Я ведь не хуже шимпанзе, правда? Вы ведь не зря это всё говорите. Эту методику можно применить на мне? Что для этого нужно? Моё согласие, да?
– Да. И, поскольку вы не можете прочесть документ, под которым ставите подпись, в присутствии нотариуса будет сделана соответствующая аудиозапись. Она будет иметь юридическую силу.
– Что я должен говорить? – с готовностью откликнулся пациент.
– Не спешите, – Аркадий Васильевич хмыкнул. – Вы всегда вот так – решаете и несётесь сломя голову? Подумайте, взвесьте. И, если по-прежнему будете согласны, завтра я соберу всех, кто для этого нужен, в своём кабинете.
– Ну а что тут думать? Шестьдесят процентов больше, чем ноль, верно?
– Хорошо, тогда – завтра в двенадцать, – врач кивнул. – И учтите, Лендер, есть факторы, снижающие вероятность успеха. Режим у вас будет, как у Первого космонавта. Никакого «Бобруйского светлого» и никаких ночных посещений женского отделения. Лёгкие физические нагрузки. Прогулки шагом. И при любом исходе – месяца три беречь голову от ударов. Это понятно?
«И будет у меня наконец спокойное офтальмологическое отделение». Но последнюю фразу Аркадий Васильевич вслух не сказал.
***
Славка наблюдал, как вернувшийся в палату Теодор на ощупь добирается до своей койки и садится.
– Ну что, сказали, когда операция? И почему так долго тянули?– он был готов выслушивать подробности чужих злоключений часами. Только вот сосед по палате до сих пор на такие разговоры не вёлся. Не вышло и на этот раз.
– Скоро, – беспечно ответил пилот. – А затянули потому, что для меня особую выращивают, по спецзаказу. С инфракрасными рецепторами.
– А это тебе зачем? – оторопел Славка.
– Ну а ты прикинь. Вот лежишь ты с девушкой, да? А ей приспичило свет погасить. И что у тебя в инфракрасном светиться будет? А у неё? Ну, понял, дурила? – наглый пилот заржал.
Славка сплюнул, встал и вышел из палаты.
***
Три месяца спустя
Лендер сидел на холодной белой кушетке и пялился в окно. За окном бежали облака – серые. Оконная рама поблескивала, отражая свет яркой лампы с рефлектором, на подоконнике виднелась царапина, а ниже на полу – застывшая капля краски. Тед опустил глаза и принялся рассматривать свои руки. Коротко обрезанные ногти, небольшой заусенец, едва заметный беловатый шрам между большим пальцем и указательным. Парень сжал зубы и повертел перед глазами кулаком. А ничего так, вполне. Можно ведь грузчиком устроиться – подрабатывал же он в курсантские времена.
Слева находился громоздкий медсканер, на его зализанных металлически-серых боках тоже лежал блик света. Ещё была штука наподобие окуляра перископа, в неё Лендер смотрел двадцать минут назад. И пульт для тестирования – с матово-чёрной биоклавиатурой. Всё это пилот успел рассмотреть во всех подробностях. Если бы тут были потёртости, вмятинки и царапинки, Тед разглядел бы и их, но оборудование либо недавно закупили, либо очень берегли.
Дверь в смежный кабинет была прикрыта, слышались голоса, но что говорят – пилот разобрать не мог.
***
Видеосвязь была включена, и на мониторе Аркадий Васильевич видел профиль космофлотовского офтальмолога – лысеющего, остроносого, и отсветы нескольких вирт-окон вокруг него. Та же информация была выведена и над его собственным столом – два застывших увеличенных изображения сетчатки, раскрашенных компьютером, и бесконечные строчки с цифрами, от которых рябило в глазах.
Член медкомиссии изучал вирт-окна – по ощущениям, пятый раз кряду.
– Острота сумеречного зрения снижена на десять процентов, – неохотно произнёс он наконец, коротко взглянув на главного своими голубоватыми, по-старчески выцветшими глазами и снова отворачиваясь.
– Ну, сумеречное зрение для пилотов не столь критично, допускаются и бОльшие отклонения, – врач понимал, что это только начало, и тем не менее сказал то, что от него и ожидали.
Собеседник немного помолчал.
– Цветовое зрение в норме, – признал он ещё более неохотно.
Главврач ждал.
– Как хотите, Аркадий Васильевич, я всё понимаю – новая методика, первый пациент, вы за него болеете…
«Наоборот, я за него болею, и поэтому он – первый пациент, на котором использовали новую методику».
– …но сами видите – острота дневного зрения не дотягивает до нижней границы нормы.
– Формально – да. Я бы выразился иначе – на нижней границе нормы, – осторожно произнёс Аркадий Васильевич.
– Чуть ниже нормы, – с нажимом поправил собеседник.
– Вы имеете право подписать заключение, основываясь на положительной динамике. Зрение будет улучшаться ещё в течение нескольких месяцев. И посмотрите на результаты тестирования на симуляторе!
Откровенно говоря, у Аркадия Васильевича сложилось впечатление, что эти тесты пилот мог бы пройти и вслепую.
– Так может, пусть и приходит на обследование через… месяц, например?
– Пётр Владимирович, войдите в положение, – главврач пожал плечами. – Зная нынешний рынок труда, рискну предположить, что он этот месяц как раз и потратит на поиски работы. Не так это просто сейчас…
– Но и вы меня поймите! Динамика, да. Но новая же методика! А если этот успех временный?
– Что-нибудь из полученных материалов наводит вас на такую мысль? – поинтересовался врач. – Сосуды глазного дна в норме, всё остальное… смотрите сами.
Собеседник вздохнул.
– Да, но где гарантии?
– Пётр Владимирович, – голос главврача стал проникновенным. – Я готов поручиться моим опытом и моей репутацией.
За всю свою жизнь он говорил подобное только трижды.
***
Очередь медленно продвигалась к кассе. Стоящий впереди мужичонка придвинул кассирше свои упаковки, и та начала пробивать товар. Батон колбасы, прихваченный пилотом, оказался поверх разделителя.
– Ваше? – равнодушно спросила кассирша.
– Нет, это вот его, – мужик сдвинул колбасу назад, и тут Тед узнал голос.
– Эй, постой! Ты – Славка, да?
– Ну, Славка, – напряжённо ответил мужичонка и чуть отодвинулся.
– Мы с тобой в одной палате лежали, да? И как глаз?
– Смотрит, – буркнул мужик и отвернулся, сгребая покупки, но от Теда отделаться было не так просто.
– Ну, а ты говорил – врачи ничего не понимают! А я вот тоже – вижу…
– Повезло, – мужик продолжал запихивать продукты в авоську. – Не лопухнулись на этот раз. Да у меня, может, и само бы прошло. А ты, пилот, уже нашёл работу?
– Нет пока, – Тед посмурнел. – Работодатели как увидят, что была операция на глазах, говорят – место занято… Но это ничего, – оптимистично прибавил он. – Место найти – дело наживное, вопрос времени. Эти, которые отказали, может, ещё и не так хороши, как кажется.
– Ну… ладно, удачи. Бывай! – Славка подхватил свою авоську и торопливо направился к выходу.
«Чего это он?» – Тед пожал плечами. Но думать о бывшем сопалатнике не хотелось – да ну его, в самом деле.
***
Темнота была не абсолютной, чёрной, непрошибаемой, а серой, полупрозрачной. На потолке лежал лучик света, и в нём, как в старинном проекторе, мелькали тени – за окном осенний ветер раскачивал ветки деревьев, ударяя ими о стекло. На этой планете не зарывались под землю и не строили куполов.
– Ты красивая…
– Мелкий подхалимаж, – отрезала девушка, но Тед понял, что она улыбается.
– Да нет, правда – красивая. Я тебе куклу какую-то описывал, а ты соглашалась. А сама оказывается вон какая.
И правда – хорошая девчонка. И знает, чего хочет… совсем как он сам. Ну и – легко встретились, легко расстались… так и надо.
– А ты родителям написал? – неожиданно спросила Вероника.
– О чём? – бездумно откликнулся пилот.
– Как о чём? Что у тебя всё в порядке! Они же волнуются.
– Так я не писал, что что-то не так, – ох уж эти девушки… ну вот зачем ей это?
– А теперь напишешь?
– Незачем, – Тед провёл рукой по плечу девчонки, давая понять, что обсуждать тут нечего.
В самом деле… и тогда было незачем, а сейчас – и подавно. Проехали уже. А напишешь – мать… ну, заплачет, наверное. А отец… отец наверняка скажет: «Я же его предупреждал!» И правда предупреждал. «А если травма? Страховки хватит на минимум, и что тогда?»
А он думал, что… да нет – ему и в голову не приходило, что он помнит тот разговор. Ну и вот – зачем? Чтобы отец думал, что оказался прав?
А ведь он неправ, верно?
– Вот найду работу – и сразу напишу, – пообещал пилот то ли девушке, то ли самому себе.
Ну... шестьдесят процентов, и он ведь выиграл в эту рулетку.
А даже если бы проиграл – остался бы жить. Это ощущение пришло внезапно.
Тед закинул руки за голову и потянулся всем телом.
– Ты чего?
Пилот рассмеялся, перевернулся на живот и притянул к себе девушку, едва уловимо пахнущую сиренью.
***
Тед заказал пива, ещё раз прикоснулся к карману с удостоверением и медкнижкой – это движение стало автоматическим – и вернулся к столику, неся в обеих руках по кружке.
– И… как тут ищут работу? – малышка оглядела пёструю публику, задержала взгляд на плакате времён войны с Альянсом и повернулась к пилоту. – Погоди, ты уверен, что это в меня влезет?!
– Да ладно, не фонтан, конечно, но и не помои. А лучшего тут не бывает. Сейчас посидим маленько, оглядимся, поспрашиваем. Джонни говорит – вон те в углу пилота ищут.
– Джонни?
– Бармен. Порядок такой: приходишь, заказываешь пива, говоришь бармену, зачем пришёл. Если такая заявка уже есть – тот даёт наводку, ну а дальше сам. Ну или вообще можешь бармену не говорить ничего, видно же бывает, кто есть кто.
– А эти двое – они кто?
Двое в углу тихонько переговаривались, время от времени прихлёбывая пиво. Джонни подошёл к их столику, смахнул на поднос пустую кружку и бумажные тарелки, наклонился и что-то сказал.
– В фуражке – капитан. Этот, рядом, навигатор – видишь шеврон на рукаве? Они из «Транскосмоса», это компания не из самых крутых, но надёжная.
– Так это хорошо? Подойдёшь к ним?
– Погоди, детка. Тут свой этикет.
Пилот в свою очередь огляделся. Центавриане у выхода искали не пилота, а механика, и желательно из своих, а трое за соседним столиком явно просто зашли посидеть. Пока никого больше в баре не было – рановато ещё.
– В «Транскосмосе» зарплата неплохая, – со знанием дела пояснил Тед. – Крупные транспортники и лайнеры, работа посменная… эти ищут дублёра.
– Но если это надёжная компания, почему им понадобилось искать пилота в баре? – удивилась Вероника.
– Ага, вот именно. Сечёшь, солнышко. Может, капитан у них – жуткая сволочь, может, ещё что.
Пилот оглядел двоих. На сволочей не похожи, просто… ну… спокойные такие дядьки, в наглаженной униформе и с аккуратными стрижками. Капитан в свою очередь скользнул по Теду оценивающе-холодным взглядом, задержавшись на бандане с черепами и длинных волосах, и отвернулся. Тед снял бандану, взлохматил шевелюру, оттянул прядь и скосил на неё глаза. Шевелюры было жаль, но деньги на кредитке таяли. Эх, была не была! Он уже начал было привставать, но тут навигатор поднялся, подошёл к музыкальному автомату и коснулся панели, выбирая мелодию. Пилот содрогнулся и сел на место.
– Ты не любишь классику? – удивилась Вероника.
– Эту – нет, – с чувством пробурчал парень. – У меня сосед по общежитию в Академии такое слушал… представляешь – включал на бесконечный повтор и садился писать конспекты! Первые сорок раз ещё ничего, а вот потом…
– А потом? – девушка фыркнула.
– А потом мы ему подменили файлы, – мстительно сообщил Теодор. – И он полдня восстанавливал свою коллекцию, а затем пошёл и купил наушники.
Бар постепенно заполнялся. Тед отошёл за новой кружкой, вопросительно глянул на бармена и, получив в ответ отрицательный жест, вернулся к столику.
Соседи между тем говорили всё громче. Тот, что потолще, с армейской стрижкой и честными глазами пройдохи, извлёк словно из воздуха бутыль и плеснул себе и своему другу.
– Ну ни хрена ж себе мужики гуляют, – изумился пилот. – Нет, ты видала?! Они вообще-то корабль обмывают, уж не знаю – вряд ли в таком состоянии ещё и команду нанимать будут… ну и ну! – он сдвинул бандану и почесал затылок. – Со своим спиртным сюда нельзя, это ж заведению прямой убыток… не может быть, чтобы Джонни не видел.
– Нет, Коля… Колян… Иваныч… т-ты понимаешь…
– …Ты меня уважаешь? Я ув-важаю… потому… никому другому, вот. Только тебе.
– Ага, только тебе, эту совсем ещё новенькую груду железа и за такую смешную цену, – откомментировал Тед. – Потому что никому другому впарить не удалось.
Свежеиспечённый судовладелец, раскрасневшийся и в полурасстёгнутой рубашке, поднял голову и внезапно посмотрел на приятеля таким твёрдым и ясным взглядом, что пилот примолк. Эх, хороший мужик, видно. Даже жаль.
Тед отвернулся от соседей и снова глянул на мужчин из «Транскосмоса». Теперь за их столиком сидел третий – молоденький парнишка, не иначе – вчерашний курсант.
Вероника что-то спросила, но в этот момент сбоку командным тоном рявкнули:
– Стасик, дай я тебя поцелую!!!
Девушка страдальчески скривилась.
– Сейчас я их заткну, – пилот поднялся с места и шагнул к соседнему столику.
***
Когда он оглянулся на столик в следующий раз – девушки не было. Но сосредоточиться на этой мысли уже почему-то не получалось…
Автор: fitomorfolog_t
Беты (редакторы): Elviel, Кэцхен, Tarrin
Фэндом: Громыко Ольга «Космоэколухи»
Основные персонажи: Теодор
Рейтинг: PG-13
Жанры: Гет, Джен, Фантастика, Психология, Повседневность
Предупреждения: ОМП, ОЖП
Размер: Мини, 14 страниц
Описание: Не всегда просто рассмотреть очевидное.
Посвящение:
Аркадию Васильевичу, моему дяде и замечательному врачу.
И всем врачам и медсёстрам, знакомым и незнакомым, сколько их есть на свете.
Публикация на других ресурсах: С моего разрешения.
Примечания автора:
Я выражаю восхищение и благодарность моим бетам, которые в процессе подготовки текста прочли его 260 раз (и я не шучу, статистика фикбука не врёт). А также всем, кто на финальной части написания спасал меня от композиционного затыка, высказывая своё мнение - Poloz, Enchantress, K.E.B. и Prokhozhyj. Дорогие мои, даже если я поступила не так, как Вы советовали - Ваши советы я обдумала, и они помогли мне! А, главное, мне помогла Ваша поддержка!
Тапки приветствуются. Ибо я всё-таки не понимаю, что натворила.
читать дальшеI must go down to the seas again, to the lonely sea and the sky,
And all I ask is a tall ship and a star to steer her by...
By John Masefield, 1902.
– Если всё, давайте работать, – врачебная ежеутренняя конференция, в просторечии почему–то именуемая «пятиминуткой», обычно включала краткий отчёт старшей медсестры за сутки и обсуждение «проблемных» больных. Говорили то, что нельзя сказать на обходе, Аркадий Васильевич выслушивал лечащих врачей, мгновенно, как мячик, перекидывая насущные вопросы узким специалистам и в течение десяти-пятнадцати минут вырабатывая тактику ведения больного. Существовали ещё сестринские «пятиминутки» – дежурные сдавали смену и заодно отчитывались перед лечащими врачами. Там говорили уже о каждом больном, сообщали о неисправности аппаратуры, обсуждали промахи в работе, а иногда – поздравляли с днём рождения и другими праздниками.
– Ещё о Лендере, – уже зашевелившиеся сотрудники задержались, на лицах читалось нетерпение – ну что там ещё? Самое важное уже сказали…
– Опять о Лендере? А теперь-то что?
– Он ходил по карнизу. На спор, – старшая медсестра поджала губы.
– Слепой?! –вопрос был риторическим. Как раз сетчатку Лендера и обсуждали последние пятнадцать минут.
– А для этого глаза не нужны, – в сердцах бросила Лидия Ивановна. – Карниз узкий, пройти – только–только, лицом к стене.
– Кто дежурил? – мрачно рявкнул Аркадий Васильевич. От мысли, что пациент его отделения мог сорваться с пятого этажа, внутри похолодело.
– Лерочка. Да разве ж она с таким справится… – Лидия махнула рукой. – Да и не успела. Она как раз упаковки регенерантов пересчитывала, слышит – шум в палате… пошла узнать, а он уже идёт…
– Ладно… мне всё равно с этим орлом сегодня разговаривать, вот заодно и выясним, чем он думал и о чём… ну что ж, за работу?
Аркадий Васильевич поднялся – надо было пройти по отделению, заодно на этого Лендера глянет… у больных время завтрака, значит – в столовую.
Лендер был не из тех «чумных» пациентов, которым всё не так – каша недосолена, из окна дует, кровать скрипит, а сосед по палате храпит, переведите меня куда-нибудь. И не из тех, которые мистическим образом умудряются на территории комплекса разжиться спиртным. В последнем главврач, впрочем, не был уверен, что-то частенько в урне между этажами стали попадаться золотисто–зелёные банки с надписью «Бобруйское светлое». С появлением Лендера больные повеселели, травили байки, азартно спорили, перешучивались, и потому главный склонен был закрывать глаза на мелкие нарушения режима, но это…
Через приоткрытую дверь столовой был виден столик, почему-то уставленный стаканами. Аркадий Васильевич толкнул створку и вошёл. Молодой смуглый парень, вытянув ноги и улыбаясь до ушей, сидел на своём месте и словно бы обводил глазами помещение.
– Петруша, я всё слышу! Давай сюда мой компот, жлоб. Зажилить решил?
Под смешки присутствующих – не удалось провести! – тощий бортмеханик Петруша поставил перед слепым последний стакан.
Ну и что он будет делать со всем этим компотом?! Не говоря уже о том, что больные должны получать свой рацион… Аркадий Васильевич хотел уже вмешаться, но остановился, выжидая…
Парень помедлил, с торжеством, ехидством и удовлетворением повернулся и широким жестом указал на свой выигрыш.
– Налетай, ребята! Сегодня я угощаю!
При этом он чуть не задел крайний стакан – человек, ещё не привыкший жить наощупь.
«М-да… вот так гусь. Он идиот или такой вот непрошибаемый оптимист? – врач почувствовал раздражение. – Небось, из тех, кто думает, что уж с ними-то точно ничего плохого случиться не может. А я ему собрался говорить о несовместимости… Как он отреагирует? «Доктор, этого не может быть, это какая-то ошибка, ну сделайте же что-нибудь»? Ну, может, у него есть деньги на импортную подложку… да, а потом дождёшься, чего доброго, жалобы в вышестоящие инстанции, что отделение раскручивает пациентов на деньги», – зло подумал он.
Проходя мимо стойки сестринского поста, он сказал:
– Вероника, после завтрака приведите, пожалуйста, Лендера ко мне в кабинет.
– Хорошо, Аркадий Васильевич, – девушка оторвалась от своего занятия. Врач улыбнулся. Его каждый раз удивляли её глаза – отблеск вирт–окна придавал им оттенок светлого серебра. Сама девушка при этом почему-то стеснялась своей внешности, считая её бесцветной. Одно время она почти каждую неделю перекрашивалась – то в брюнетку, то в рыжую – но так ни на чём и не остановилась, и теперь из-под шапочки выбивалась серовато–русая прядка.
Сестра-хозяйка, с достоинством несущая свой немалый вес, тоже задержалась у пульта.
– Вероника, посмотри, кто вчера принимал бельё?
Девушка тронула сенсор.
– Старшая смены, Вера Петровна, а что?
– В бельевой недостача. Одного комплекта не хватает.
– Может, у Лендера спросить? – попыталась пошутить Вероника.
– Ну при чём тут Лендер! – сестра-хозяйка была раздосадована, как недостачей, так и неудачной, по её мнению, шуткой. – В прачечной напутали, а Вера не пересчитала, и все дела.
«Да этот Лендер – притча во языцех какая-то!»
Вероника постучалась и провела в кабинет слепого. Аккуратно развернув того за локоть, она придвинула кресло – парень пошарил руками в поисках подлокотников и сел.
– Вероника, подождите, пожалуйста, в приёмной. Кофе там возьмите…
Разговор мог оказаться длинным. И сложным.
Вероника вышла.
– Вы хотели рассказать об операции? – Лендер выжидательно улыбнулся.
Врач снова почувствовал вспышку раздражения. Слепота, пусть временная, дезориентирует и подавляет, и ему доводилось видеть, как растеряны бывают даже больные с благоприятным прогнозом. Парень, конечно, ещё не подозревал о возникших сложностях, и всё равно – он был слишком уверен… а уж эта его вчерашняя выходка!..
– Да, – сухо сказал врач. – Но прежде всего я хотел поговорить о вчерашнем событии.
– Аркадий Васильевич, – на этот раз улыбка парня была примирительной. – Ведь ничего страшного не произошло, так? Я знал, что всё получится.
– Знали, да? Да как вам вообще такое в голову пришло? Что, по полётам соскучились?
Так говорить не следовало. Врач-то знал… но справиться с раздражением не удавалось.
Больной вскинул голову. Его лицо, только что сиявшее оживлением, стало похоже на белую маску.
Это продолжалось не больше секунды. А затем Лендер снова улыбнулся – широко и бесшабашно.
- Аркадий Васильевич, да ерунда же. Ну подумаешь… Байки травили, я рассказал про то, как однажды, курсантом ещё, в увольнительной застрял, с девчонкой… а наутро полёт был, вахтёр бы доложил, что я после отбоя возвращаюсь. Ну я и полез – по водосточной трубе, потом по карнизу. Ну и вот – рассказал, а потом к слову пришлось – говорю, хотите, и сейчас пройду? Ну сами посудите, я что, и не мужик теперь?
Но врач уже смотрел другими глазами.
Его обдало холодом – второй раз за утро. Вот только отвечать всё равно было нужно.
– Так, пилот! – он рявкнул тихо, но с нажимом. – Крутизну своих яиц портовым девкам показывать будешь! А здесь – будешь лечиться и соблюдать режим! О себе не думаешь – о других подумай! Я-то ладно, бумажками отпишусь, а девчонку по судам затаскают! Понял, да?
Парень выглядел ошарашенным. Неудивительно – на Прайме, в полевом госпитале, иные строптивые пациенты в погонах от этого негромкого рыка, бывало, в струнку вытягивались.
– П-понял… Какую девчонку?
– Лерочку. За которой ты вчера в парке на прогулке ухлёстывал. Было дело?
Врач мрачно уставился на пилота – так, словно тот мог видеть и оценить этот взгляд.
– Да… Аркадий Васильевич, я всё понял.
– А комплект белья кто слямзил? – теперь врач говорил вполне мирно. Это был выстрел наугад, главное, чтобы тон был уверенным.
– Ну… мы с парнями. Мы бы вернули, честно.
– Зачем?
– Ну… шутку пошутить хотели. В женском отделении, – парень смутился.
– Вон!!! – рявкнул врач. И нажал кнопку вызова.
Вероника торопливо вошла. Кофе попить она явно не успела.
– Отведите, пожалуйста, пациента в его палату, – попросил Аркадий Васильевич. И, уже в спину уходящему, бросил:
– Бельё верните. Сейчас, Веронике.
Он ничего не сказал о том, ради чего, собственно, вызвал к себе пилота.
Дверь закрылась. Врач сидел неподвижно, буравя её взглядом.
"Что, по полётам соскучились?" И какой-то миг, когда лицо изменилось… и вот это – «что я, и не мужик теперь?»
«Может, показалось, и я всё напридумывал?» Но врач был уверен, что нет.
Значит, вот оно как. Не идиот и не самоуверенный оптимист. А… что? Цепляется за привычное поведение, потому что так легче пережить слепоту? А если зрение вернётся, но медкомиссия не допустит до полётов?
Вот именно. Не слепоты он боится… врач чувствовал это так же ясно, как – в те же времена, на Прайме – чувствовал начинающийся сепсис прежде, чем приборы выдадут предупредительный сигнал.
Врач потянулся к видеофону и вызвал юридический отдел.
– У меня больной лежит, Лендер, – сказал он после приветствия. – Требуется пересадка сетчатки, но офтальмозиновая подложка не подходит. Поднимите, пожалуйста, его страховку. Может, есть возможность выжать из страховой компании стоимость ретиниловой? Очень постарайтесь, прошу вас.
– Теодор, пора на прогулку! – Вероника пыталась придать голосу строгость, но это не очень-то удавалось.
– С вами, Вероника, – куда хотите! – парень поднялся с койки и сделал несколько шагов на голос. Медсестра тронула его за локоть, направляя к выходу.
– Вероника, давай на «ты»! – парень наклонился к девушке, подстраиваясь под её шаги и стараясь оказаться чуть ближе.
В дверях они столкнулись бёдрами, но Вероника отстранилась, увеличивая дистанцию. Пилот, напротив, стремился её сократить, и из-за этого траектория парочки пролегла по диагонали коридора.
– Теодор, давайте не будем торопить события, – непреклонно заявила девушка, снова столкнувшись с парнем. На этот раз он переусердствовал, споткнулся о её ногу, и ей пришлось придержать пациента, чтобы тот не упал.
Лифт мягко тренькнул, возвещая о своём прибытии, и двое вошли в раскрывшиеся двери.
– Ну почему? – огорчился парень. – Мы уже давно знакомы…
- Четыре дня… - подсказала девушка.
- А мне кажется – всю жизнь! Каждое утро я просыпаюсь – и начинаю высчитывать, не твоё ли дежурство! И жду, когда раздастся лёгкий перестук каблучков…
– Теодор, на работе мы носим обувь на мягкой подошве!
– А почему, собственно?
– Так положено, - девушка поневоле улыбнулась.
– Это неправильно! – с энтузиазмом заявил Лендер. – Представляешь – просыпаешься утром, а тут – лёгкий перестук каблучков, и входишь ты, принеся с собой аромат сирени…
– Это дезинфектант, - подсказала Вероника, с трудом сдержав смешок.
Они вышли из лифта, протиснулись сквозь вертящиеся двери и оказались в парке.
– Ну… пусть дезинфектант, – согласился парень. – То-то я думаю – когда тебя нет, что-то постоянно о тебе напоминает…
– Теодор, вот ваша трость, – девушка решительно пресекла дальнейшие попытки к сближению. – Маршрут вы знаете и справитесь – мы с вами уже тренировались. Через два часа я вас найду.
– Целых два часа! Подождите, - пилот не стал настаивать и вернулся к обращению на «вы». – Ну… я же опять буду думать – какая вы… вы никак не говорите. Давайте я вас опишу, а вы скажете, угадал я или нет. У вас пышные волосы… полудлинные, рыжие.
– Не угадали.
– Ну, значит, каштановые. И чуть вьются. А глаза тёплые, карие. И с золотистыми искорками. Верно?
Девушка замялась. Парень был симпатичным… смуглая кожа, открытое улыбчивое лицо, и весёлый – он словно бы не замечал своей травмы, заражая жизнерадостностью. Вот ведь какой лёгкий характер у человека… Но ведь зрение к нему вернётся, и он увидит, что она вовсе не такая, а – никакая. Как у них в школе говорили – «ни рожи, ни кожи». Ну и что! Ну а вот сейчас она побудет кареглазой шатенкой – назло всем, а потом… какая разница.
– Да, верно, – пауза была недолгой, он не должен был заметить.
– И тонкая талия, двумя ладонями обхватить, – пилот улыбался, подаваясь навстречу.
С этим согласиться было куда легче.
– И грудь пятого размера…
– Теодор! – девушка покраснела.
– Четвёртого, – поспешно согласился пилот. – Ну вот, теперь я смогу пережить два часа. Я буду гулять и представлять себе вас.
– Мне надо идти, – Вероника была смущена, гораздо больше, чем когда-либо. – Я вернусь через два часа.
Повторять это было излишним, но девушка не знала, что сказать. Поспешно убегая в сторону главного подъезда корпуса, она прижимала ладони к щекам – с этим надо что-то делать, ведь догадаются…
Парень коснулся тростью дорожки и сделал шаг.
– Ну ты даёшь, – голос раздался с той стороны, где, как знал пилот, была скамейка. – Тебе сказать, как она выглядит… на самом деле?
– Слушай, отвали, а? – слепой повернулся на звук. – Ну на хрена оно надо?
Тут ведь штука-то в чём. Больные знают о своих болезнях совсем не так мало, как считают врачи. Иные в своей болезни и вовсе профессора. Бывают такие, которые могут показать неумелому студенту, как правильно пальпировать печень или, скажем, где тут на кардиограмме Т-зубец. Кое-что передают от больного больному, кое-что рассказывают из своего опыта – так что новичок, впервые попавший в отделение, совсем уж непросвещённым не останется. И в «глазном» отделении то же самое. Поэтому слепой пилот знает уже, что сетчатку для пересадки выращивают на органической подложке, что сама операция простая, только после неё некоторое время тяжести поднимать нельзя, да и вообще лучше бы поберечься, и что зрение восстанавливается полностью, никакая медкомиссия не придерётся. На той планете, куда пилота занесло, производят подложки «офтальмозин», и они вообще-то очень даже ничего. Бывает, что у кого-то с офтальмозином несовместимость, но таких немного, не больше десяти процентов. Эти люди могут воспользоваться одной из импортных подложек, правда, они дорогие, сволочи. Но у тебя ведь надбавка за дальний космос, верно?
Ну да, точно. Девяносто процентов – неплохо. А если ты – те самые десять?
И надбавка тоже есть. Только вот как-то не накопилось ничего на карточке. То букет орхидей девчонке – да-да, в городе под куполом, где вся эта биотехнология – как брильянты… то ещё что-нибудь, столь же неотложное. Ну и…
Ну и – если ты вдруг – те самые десять, то можно бы ещё к отцу обратиться. Только тот ещё восемь лет назад сказал: «Лучше б у меня вовсе не было сына…»
Ну… ладно. Есть методики – зрение вернётся. Только не в полном объёме, до полётов медкомиссия не допустит. Ну – делов-то… можно сменить профессию и жить. Живут же другие. Кассиры, механики, полицейские.
Только это не жизнь. Потому что жизнь – это когда ты кожей чувствуешь вибрацию двигателей, а перед глазами звёзды закручиваются в спираль гиперперехода…
Но ведь какова вероятность этих десяти процентов? Правильно, десять процентов. Так что и думать нечего…
Только… он тут уже неделю. Все мыслимые анализы сделали ещё в первый день… запихнули в медсканер, кровь взяли – миллилитров сто, не меньше, и ещё зачем-то укололи в бедро, предварительно обработав место укола медпарализатором – когда «заморозка» прошла, повреждённое место болело и чесалось. Ему пояснили, что взяли образец подкожной жировой клетчатки – а пилот и не знал, что она у него есть. Оказывается, она у всех есть, просто у некоторых побольше, и её клетки тоже зачем-то надо исследовать.
И – всё. Об операции не говорили, лечения пока не назначили. Только каждое утро давали выпить резко пахнущую жидкость – витаминный коктейль, он раньше с таким сталкивался.
Почему?
Тут поневоле покажется, что десять процентов – это очень много.
Белая невесомая трость, выстукивающая плитки дорожки, вдруг сбивается с ритма, наткнувшись на поребрик. Пилот отклонился от курса. Надо скорректировать траекторию… слепой аккуратно разворачивается на два градуса и продолжает движение.
Заканчивается очередной день долбанной неизвестности.
– Ничего не выходит, Аркадий Васильевич, – старший юрист реабилитационного центра смотрел чуть ли не виновато. – Это я о Лендере, помните, вы спрашивали? Я сам этим занимался, и не по видеофону – встретился с представителем компании лично. Ретиниловую не оплатят, потому что…
Врач дослушал подробное объяснение юриста, поблагодарил и отключил видеофон. Некоторое время он барабанил кончиками пальцев по столешнице, затем развернул вирт-окно. После нескольких минут поиска он наконец открыл текст – да, точно, это было в «Клеточной трансплантологии и биоинженерии» за март, а не за апрель. Статью он перечитывать не стал – содержание помнилось достаточно хорошо. Его интересовала строчка меленькими буковками в самом конце. «Поступила в редакцию…» Да, полтора года назад. Даже на фоне остальных медицинских журналов «Трансплантология» выделялась медлительностью публикаций. Вот теперь врач промотал текст к началу. Заголовок статьи гласил: «Опыт применения SH2 клеток для репарации и регенерации при экспериментальных повреждениях сетчатки глаза у собак».
Задумчиво пробежав глазами введение, врач пропустил «методы» и «результаты» и перешёл сразу к «обсуждению и выводам». Ещё через десять минут он свернул статью и набрал номер на видеофоне. На дисплее нарисовалась породистая физиономия. Физиономия сияла.
– На ловца и зверь бежит! – весело блестя глазами, заявил собеседник. – Ну, здравствуй, дорогой! Что, уже пронюхал? Откуда?
– Что пронюхал? – откликнулся Аркадий Васильевич, поневоле заражаясь энтузиазмом своего визави.
– Так ведь подписали, как раз вчера подписали! Разрешение на клинические испытания! Деньги на программу выделяют, оборудование!
– Поздравляю! – искренне сказал врач. – И ни полслова ведь не сказал! А где?
– Тебе все клиники перечислить? – собеседник расхохотался. – Обижаешь, Аркаш, ну конечно, твоё отделение в списке! Ещё неделька-другая – и всё будет готово Я б тебе, интригану, тогда сам позвонил. А то раньше времени трепаться – удачу спугнуть, будто сам не знаешь.
Аркадий Васильевич кивнул. Он знал.
– Значит, мне везёт, – сообщил он. – Честно, не слыхал. Но как раз за тем и звонил – спросить, когда же ты нас наконец с нашими устаревшими методиками на свалку отправишь.
– Ну, до свалки ещё далеко. Выращивание сетчатки in vitro пока всё–таки более надёжно. Но за последние полтора года нами достигнуты определённые результаты, – учёный безуспешно попытался принять вид скромного достоинства.
– Вот-вот, расскажи-ка! Что там у тебя с фоторецепторами L-типа, и удалось ли преодолеть нарушения в дифференциации моносинаптических клеток? Я читал вашу статью.
Статья, естественно, была подписана не только Ованесом Айрапетяном, это был результат усилий целого коллектива, но Айрапетян был руководителем лаборатории.
– Ну, у собак L-рецепторов нет, - напомнил Ованес.
– Потому и спрашиваю. Когда мы виделись в последний раз, ты говорил о том, что начинаешь опыты с шимпанзе.
– Шимпанзе – это дорого, – пояснил завлаб. – Дороже, чем собаки. Нет хорошей выборки… А что, у тебя есть пациент, которому требуется стопроцентное зрение? – он прищурился. – Дай угадаю. Пилот? Диспетчер? А почему не пересадить ему сетчатку, выращенную традиционным методом?
– От тебя ничего не утаить, – рассмеялся врач. – Да, пилот, и у него несовместимость с офтальмозином. А ретиниловая подложка не оплачивается страховой фирмой.
– Ясно, – завлаб посерьёзнел. – Ну, способность видеть восстанавливается в девяноста пяти процентах случаев. Другое дело – как именно видеть. Наша методика существенно лучше, чем предыдущая, но всё же в некоторых случаях не происходит дифференциация клеток Мюллера, нарушается соотношение M- и L-рецепторов вплоть до полного исчезновения последних, не формируется жёлтое пятно… На результат влияют состояние здоровья, особенности питания... в общем, точные прогнозы я бы давать не рискнул.
– Ну а хоть приблизительно?
– Ну… скажем так, процентов шестьдесят за то, что зрение восстановится в полном объёме.
– Лучше, чем как сейчас. Что ж, ждём твои бумаги, и как только, так сразу, – Аркадий Васильевич нахмурился. – А ведь потом ещё лабораторию готовить. Аппаратуру ждать… Снова время. Боюсь, как бы пациент не сорвался.
– Ну, заказать приборы загодя тебе твоя же бухгалтерия не позволит, – Ованес задумался. – Значит, так. Поначалу можно будет вести культуру клеток ваших пациентов на базе моей лаборатории. Но не надейся, что и дальше будешь у меня на шее сидеть! В следующий раз уже сам. Тебе под это дело вполне могут не только деньги на оборудование, но даже и ставку выделить, так что давай, продумывай заявку.
– Ладно. Ты меня озадачил, – но это была приятная озадаченность. – Насчёт заявки – я к тебе сотрудницу пришлю, пусть вникает, ты не против?
– Разумеется, нет. Детали обсудим позже, хорошо?
– Хорошо. Передавай привет Карине.
– Космос полон загадок, – задумчиво выдал пилот. Слушательницы притихли. В стандартной двухместной палате женского отделения их набилось человек пятнадцать, поэтому механик Петруша, выступивший в роли поводыря, сидел прямо на полу у двери. Он слушал не очень внимательно – вертел в руках браслет комма, задумавшись о чём-то своём.
Свет в палате был притушен, только горел ночник у одной из кроватей.
– Вот однажды, помню, в «завис» угодили – на гасилке авария. И вот, значит, висим… станция автоматическая, ремонтников на ней нет, и такая дыра… и связи нет.
– А почему нет?
– Так станция обесточена. Обычно связь через специальную червоточину, раз в сутки, через станционный передатчик. А с нашего передатчика сигнал послать можно, но до следующей гасилки он года три идти будет… так что – сидим, ждём, когда двигатели сами погасятся. Фильмы все пересмотрели, еда на исходе… пиво – и то кончилось… – тут в голосе пилота прорезались драматические нотки.
Кто-то из молоденьких девчонок жалостливо вздохнул.
– Ну вот. И сижу я как-то за пультом, игрушку гоняю. И вдруг… – пилот сделал паузу.
– Что? – заворожённо спросил кто-то.
– Вижу – свечение… белое такое, переливается, то слабее, то сильнее… шторки иллюминаторов открыты были. А приборы ничего не показывают… только индикатор гашения вдруг зажёгся, гасимся вовсю! Я – к иллюминаторам, а корпус светится, и словно бы искорки пробегают. А приборы по-прежнему молчат!
Если до этого в палате слышались дыхание, шорох одежды – тут слушательницы, кажется, и дышать забыли.
– И тишина. А свечение словно бы перемещается, и вдруг…
По подоконнику пробежал зеленоватый блик, но увлечённые слушательницы его не заметили. Блик сместился и стал ярче. Сверху, медленно колыхаясь и поворачиваясь, спускалось нечто бледно сияющее и бесформенное. Кто-то из девчонок взвизгнул. Через секунду многоголосый визг, взметнувшись, прокатился по всему этажу. Захлопали двери, кто-то спрашивал, что случилось. Дежурная медсестра ворвалась в палату, чуть не сметя сидящего на её пути Петрушу. Тот деликатно отодвинулся.
Вспыхнул свет. Медсестра оглядела всю картину – теснящихся на койках и стульях пациенток, довольного лыбящегося смуглого парня и скромно потупившегося Петрушу. За окном белела простыня, распяленная на чём-то – вероятно, плечиках для одежды – подсвеченная зелёным фонариком. Простыня медленно повернулась, дёрнулась и уплыла вверх, словно притянутая за верёвку.
– Господи, Лендер! Снова вы! Да что же это за наказание такое!!!
– А что опять я? Я вообще ни при чём, сидел, истории рассказывал. Вот Петруша подтвердит.
Но физиономия Петруши выдавала соучастников с головой. Одна из женщин, сдёрнув с койки подушку, саданула ею пилота между лопаток.
– Вы не в то отделение попали, Лендер! – с досадой выпалила медсестра. – Для таких как вы у нас отдельный корпус. Вот скажу вашему лечащему, пусть оформляет перевод.
– Что, целый корпус таких как я? – восхитился парень. – Отведите меня туда, я хочу встретить братьев по разуму!
– Братьев по чему?! – от возмущения медсестра задохнулась. – Да слава Богу, что у нас не кардиологическое! Меня саму чуть инфаркт не хватил!
– В кардиологическом я бы так шутить не стал, – проникновенно заявил пилот. – Я бы что-нибудь другое придумал…
– А про свечение что же, выдумал? – жалобно-сердитый голосок раздался откуда-то из самого угла.
Пилот, осознавший, что сейчас его будут бить не только подушками, клятвенно прижал руку к сердцу.
– Чистая правда!!
– А чем закончилось?
– Ну, погасились и улетели… до сих пор гадаем, что это было.
– Лендер, я вас умоляю, идите к себе на этаж! Спать пора! – медсестра всё ещё сердилась. – Весь корпус перепугали!
– Всё-всё. Мы уже ушли, – Лендер поднялся и сделал осторожный шаг в сторону выхода. Медсестра вышла следом за парнями, проследила взглядом, убедившись, что оба – и слепой, и его приятель – свернули на лестницу, обессиленно опустилась на свой стул и неожиданно для себя захихикала.
Славка проснулся неизвестно от чего и открыл глаза. Точнее, глаз. Второй был закрыт повязкой. Врачи, пообещали, что он восстановится, но Славка сомневался. Дело их такое, успокаивать, да и что они там понимают? Славка -то знал, что такое жизнь, и был уверен, что в такое место ни один нормальный врач работать не пойдёт, у нормальных – частная практика и двести единиц за консультацию. Ну а тут – неудачники, такие же, как он сам. А на частную клинику денег у Славки отродясь не водилось. В общем, жизнь в очередной раз показала задницу. А тут ещё сосед по палате – полный придурок…
Сосед сидел на своей койке, неподвижно и неестественно прямо, и его широко раскрытые глаза поблёскивали, освещаемые уличным фонарём. Руки слепого лежали на крышке тумбочки, пальцы двигались, словно пилот играл на клавишном инструменте неслышимую мелодию.
– Эй, ты чего? – зрелище было жутковатое. Не вызвать ли с поста дежурную? Рука Славки потянулась к кнопке.
– Вспоминаю, как выглядит пульт, – голос пилота был совершенно нормальным, и Славка только сейчас осознал, что сам он говорил хрипловатым полушёпотом.
– В каком смысле «выглядит»? – теперь Славка говорил чуть громче, разгоняя страх. Ещё не хватало – находиться в одной палате с сумасшедшим!
– Под левым мизинцем у меня сенсор второго маневрового, а под средним – первый тормозной, – пояснил псих.
– И что? Зачем тебе это? Тебе скоро сетчатку пересадят, и всё, будешь видеть… говорят, операция пустяковая, на поток поставлена.
– Я хочу узнать, смогу ли управлять кораблём вслепую.
Славка подумал.
– Кроме пульта, надо ещё показания приборов читать, – авторитетно выдал он. Его знакомство с устройством кораблей ограничивалось каждодневным зрелищем взлётов и посадок, на которое он давно перестал обращать внимание, а также разглядыванием распахнутых люков, к которым он подводил свой автопогрузчик, но уж это-то все знают.
– Искин может передавать информацию в голосовом режиме, – сказал пилот.
– Ну ты дурак, да? Кто же возьмёт на работу слепого пилота?
Пилот повернулся, и Славка осёкся, сообразив, что только что брякнул. Лицо пилота ничего не выражало. Как у киборга.
– И то верно, – спокойно сказал он. – Давай спать.
Он лёг на своё место и отвернулся к стене.
Славка выматерился и тоже лёг. Про себя он решил, что засыпать погодит – вдруг всё-таки понадобится нажать кнопку вызова?
– Садитесь, Теодор, – Аркадий Васильевич дождался, когда медсестра усадит пациента в кресло и выйдет. – Итак, я должен объяснить ситуацию, возникшую в вашем случае. У вас необратимое повреждение сетчатки. Есть методика, довольно простая, ею пользовались ещё в прошлом веке. На глазное дно и роговицу глаза наносятся специальные клетки, взятые из вашего же организма. Они приживаются в нужном месте и дифференцируются, то есть, у вас вырастает как бы новая сетчатка. Проблема в том, что при этом зрение восстанавливается, но не в полном объёме, и люди – хотя и способны вернуться к полноценной жизни – имеют некоторые ограничения по профессии.
– Но ведь… – напряжённо сказал Лендер, – я слышал, что…
И замолчал.
Врач кивнул, скорее самому себе.
– Есть второй способ. Он более дорогой, но и результаты намного лучше, поэтому сейчас его используют чаще всего. Сетчатка выращивается на специальной органической подложке и затем пересаживается пациенту. Такая сетчатка получается почти неотличимой от вашей собственной, и после этой операции ограничений по профессиям нет.
Лендер сделал движение, но замер. Видимо, понял, что это не всё.
– К сожалению, та подложка, которой мы пользуемся, для вас не подходит, – врач просто излагал ситуацию, спокойно, почти бесстрастно. – Ваши клетки с ней несовместимы, и вырастить сетчатку не удастся. Есть импортная, центаврианская. По биотехнологиям Центавр сильно опережает людей, и они производят медицинские товары высокого качества, в том числе – предназначенные для использования в Федерации, но, как вы понимаете, это сразу делает их очень недешёвыми. Иммунологические пробы показывают вашу совместимость с материалом этой подложки. Но ваша страховая компания отказалась её оплачивать.
Врач выжидательно замолчал. Если пациент согласен – и способен – оплатить импортную подложку, предложение об этом должно поступить от него самого. Выбор в любом случае за ним.
– Ясно, – лицо пациента закаменело, он опустил голову, словно всматриваясь в соринку на полу. И всё. – Значит, зрение не в полном объёме и смена профессии. Хорошая такая профессия – складской сторож. Только ведь напутаю в накладных.
Тут его голос всё-таки сорвался. Он замолчал, словно бы вежливо давая собеседнику возможность ответа, и пару раз сглотнул.
Врач помолчал, подбирая слова. Кажется, всё-таки он был прав.
– Есть ещё вариант, – сказал он. – Разработана новая методика, точнее – разновидность старой. Культура стволовых клеток вводится внутривенно, и сетчатка вырастает на месте, но при этом используются некоторые факторы роста… особые белки, – пояснил он. – Это сильно повышает вероятность полного восстановления зрения. Но эта методика пока не испытывалась на людях, и точный прогноз мы дать не можем.
– А на собаках? – живо спросил Лендер.
– Испытывали и на собаках, и на шимпанзе, – Аркадий Васильевич позволил себе усмехнуться. – Руководитель лаборатории, в которой велась разработка, говорит – процентов шестьдесят за то, что зрение восстановится в полном объёме, и ещё тридцать пять – что будут нарушения цветного или сумеречного зрения, либо снижение его остроты. В той или иной степени. Пока мы не можем сказать, в какой. В отличие от первого варианта.
– Ну что ж, – пилот поднял голову. Он снова улыбался, но как-то кривовато. – Я ведь не хуже шимпанзе, правда? Вы ведь не зря это всё говорите. Эту методику можно применить на мне? Что для этого нужно? Моё согласие, да?
– Да. И, поскольку вы не можете прочесть документ, под которым ставите подпись, в присутствии нотариуса будет сделана соответствующая аудиозапись. Она будет иметь юридическую силу.
– Что я должен говорить? – с готовностью откликнулся пациент.
– Не спешите, – Аркадий Васильевич хмыкнул. – Вы всегда вот так – решаете и несётесь сломя голову? Подумайте, взвесьте. И, если по-прежнему будете согласны, завтра я соберу всех, кто для этого нужен, в своём кабинете.
– Ну а что тут думать? Шестьдесят процентов больше, чем ноль, верно?
– Хорошо, тогда – завтра в двенадцать, – врач кивнул. – И учтите, Лендер, есть факторы, снижающие вероятность успеха. Режим у вас будет, как у Первого космонавта. Никакого «Бобруйского светлого» и никаких ночных посещений женского отделения. Лёгкие физические нагрузки. Прогулки шагом. И при любом исходе – месяца три беречь голову от ударов. Это понятно?
«И будет у меня наконец спокойное офтальмологическое отделение». Но последнюю фразу Аркадий Васильевич вслух не сказал.
Славка наблюдал, как вернувшийся в палату Теодор на ощупь добирается до своей койки и садится.
– Ну что, сказали, когда операция? И почему так долго тянули?– он был готов выслушивать подробности чужих злоключений часами. Только вот сосед по палате до сих пор на такие разговоры не вёлся. Не вышло и на этот раз.
– Скоро, – беспечно ответил пилот. – А затянули потому, что для меня особую выращивают, по спецзаказу. С инфракрасными рецепторами.
– А это тебе зачем? – оторопел Славка.
– Ну а ты прикинь. Вот лежишь ты с девушкой, да? А ей приспичило свет погасить. И что у тебя в инфракрасном светиться будет? А у неё? Ну, понял, дурила? – наглый пилот заржал.
Славка сплюнул, встал и вышел из палаты.
Три месяца спустя
Лендер сидел на холодной белой кушетке и пялился в окно. За окном бежали облака – серые. Оконная рама поблескивала, отражая свет яркой лампы с рефлектором, на подоконнике виднелась царапина, а ниже на полу – застывшая капля краски. Тед опустил глаза и принялся рассматривать свои руки. Коротко обрезанные ногти, небольшой заусенец, едва заметный беловатый шрам между большим пальцем и указательным. Парень сжал зубы и повертел перед глазами кулаком. А ничего так, вполне. Можно ведь грузчиком устроиться – подрабатывал же он в курсантские времена.
Слева находился громоздкий медсканер, на его зализанных металлически-серых боках тоже лежал блик света. Ещё была штука наподобие окуляра перископа, в неё Лендер смотрел двадцать минут назад. И пульт для тестирования – с матово-чёрной биоклавиатурой. Всё это пилот успел рассмотреть во всех подробностях. Если бы тут были потёртости, вмятинки и царапинки, Тед разглядел бы и их, но оборудование либо недавно закупили, либо очень берегли.
Дверь в смежный кабинет была прикрыта, слышались голоса, но что говорят – пилот разобрать не мог.
Видеосвязь была включена, и на мониторе Аркадий Васильевич видел профиль космофлотовского офтальмолога – лысеющего, остроносого, и отсветы нескольких вирт-окон вокруг него. Та же информация была выведена и над его собственным столом – два застывших увеличенных изображения сетчатки, раскрашенных компьютером, и бесконечные строчки с цифрами, от которых рябило в глазах.
Член медкомиссии изучал вирт-окна – по ощущениям, пятый раз кряду.
– Острота сумеречного зрения снижена на десять процентов, – неохотно произнёс он наконец, коротко взглянув на главного своими голубоватыми, по-старчески выцветшими глазами и снова отворачиваясь.
– Ну, сумеречное зрение для пилотов не столь критично, допускаются и бОльшие отклонения, – врач понимал, что это только начало, и тем не менее сказал то, что от него и ожидали.
Собеседник немного помолчал.
– Цветовое зрение в норме, – признал он ещё более неохотно.
Главврач ждал.
– Как хотите, Аркадий Васильевич, я всё понимаю – новая методика, первый пациент, вы за него болеете…
«Наоборот, я за него болею, и поэтому он – первый пациент, на котором использовали новую методику».
– …но сами видите – острота дневного зрения не дотягивает до нижней границы нормы.
– Формально – да. Я бы выразился иначе – на нижней границе нормы, – осторожно произнёс Аркадий Васильевич.
– Чуть ниже нормы, – с нажимом поправил собеседник.
– Вы имеете право подписать заключение, основываясь на положительной динамике. Зрение будет улучшаться ещё в течение нескольких месяцев. И посмотрите на результаты тестирования на симуляторе!
Откровенно говоря, у Аркадия Васильевича сложилось впечатление, что эти тесты пилот мог бы пройти и вслепую.
– Так может, пусть и приходит на обследование через… месяц, например?
– Пётр Владимирович, войдите в положение, – главврач пожал плечами. – Зная нынешний рынок труда, рискну предположить, что он этот месяц как раз и потратит на поиски работы. Не так это просто сейчас…
– Но и вы меня поймите! Динамика, да. Но новая же методика! А если этот успех временный?
– Что-нибудь из полученных материалов наводит вас на такую мысль? – поинтересовался врач. – Сосуды глазного дна в норме, всё остальное… смотрите сами.
Собеседник вздохнул.
– Да, но где гарантии?
– Пётр Владимирович, – голос главврача стал проникновенным. – Я готов поручиться моим опытом и моей репутацией.
За всю свою жизнь он говорил подобное только трижды.
Очередь медленно продвигалась к кассе. Стоящий впереди мужичонка придвинул кассирше свои упаковки, и та начала пробивать товар. Батон колбасы, прихваченный пилотом, оказался поверх разделителя.
– Ваше? – равнодушно спросила кассирша.
– Нет, это вот его, – мужик сдвинул колбасу назад, и тут Тед узнал голос.
– Эй, постой! Ты – Славка, да?
– Ну, Славка, – напряжённо ответил мужичонка и чуть отодвинулся.
– Мы с тобой в одной палате лежали, да? И как глаз?
– Смотрит, – буркнул мужик и отвернулся, сгребая покупки, но от Теда отделаться было не так просто.
– Ну, а ты говорил – врачи ничего не понимают! А я вот тоже – вижу…
– Повезло, – мужик продолжал запихивать продукты в авоську. – Не лопухнулись на этот раз. Да у меня, может, и само бы прошло. А ты, пилот, уже нашёл работу?
– Нет пока, – Тед посмурнел. – Работодатели как увидят, что была операция на глазах, говорят – место занято… Но это ничего, – оптимистично прибавил он. – Место найти – дело наживное, вопрос времени. Эти, которые отказали, может, ещё и не так хороши, как кажется.
– Ну… ладно, удачи. Бывай! – Славка подхватил свою авоську и торопливо направился к выходу.
«Чего это он?» – Тед пожал плечами. Но думать о бывшем сопалатнике не хотелось – да ну его, в самом деле.
Темнота была не абсолютной, чёрной, непрошибаемой, а серой, полупрозрачной. На потолке лежал лучик света, и в нём, как в старинном проекторе, мелькали тени – за окном осенний ветер раскачивал ветки деревьев, ударяя ими о стекло. На этой планете не зарывались под землю и не строили куполов.
– Ты красивая…
– Мелкий подхалимаж, – отрезала девушка, но Тед понял, что она улыбается.
– Да нет, правда – красивая. Я тебе куклу какую-то описывал, а ты соглашалась. А сама оказывается вон какая.
И правда – хорошая девчонка. И знает, чего хочет… совсем как он сам. Ну и – легко встретились, легко расстались… так и надо.
– А ты родителям написал? – неожиданно спросила Вероника.
– О чём? – бездумно откликнулся пилот.
– Как о чём? Что у тебя всё в порядке! Они же волнуются.
– Так я не писал, что что-то не так, – ох уж эти девушки… ну вот зачем ей это?
– А теперь напишешь?
– Незачем, – Тед провёл рукой по плечу девчонки, давая понять, что обсуждать тут нечего.
В самом деле… и тогда было незачем, а сейчас – и подавно. Проехали уже. А напишешь – мать… ну, заплачет, наверное. А отец… отец наверняка скажет: «Я же его предупреждал!» И правда предупреждал. «А если травма? Страховки хватит на минимум, и что тогда?»
А он думал, что… да нет – ему и в голову не приходило, что он помнит тот разговор. Ну и вот – зачем? Чтобы отец думал, что оказался прав?
А ведь он неправ, верно?
– Вот найду работу – и сразу напишу, – пообещал пилот то ли девушке, то ли самому себе.
Ну... шестьдесят процентов, и он ведь выиграл в эту рулетку.
А даже если бы проиграл – остался бы жить. Это ощущение пришло внезапно.
Тед закинул руки за голову и потянулся всем телом.
– Ты чего?
Пилот рассмеялся, перевернулся на живот и притянул к себе девушку, едва уловимо пахнущую сиренью.
Тед заказал пива, ещё раз прикоснулся к карману с удостоверением и медкнижкой – это движение стало автоматическим – и вернулся к столику, неся в обеих руках по кружке.
– И… как тут ищут работу? – малышка оглядела пёструю публику, задержала взгляд на плакате времён войны с Альянсом и повернулась к пилоту. – Погоди, ты уверен, что это в меня влезет?!
– Да ладно, не фонтан, конечно, но и не помои. А лучшего тут не бывает. Сейчас посидим маленько, оглядимся, поспрашиваем. Джонни говорит – вон те в углу пилота ищут.
– Джонни?
– Бармен. Порядок такой: приходишь, заказываешь пива, говоришь бармену, зачем пришёл. Если такая заявка уже есть – тот даёт наводку, ну а дальше сам. Ну или вообще можешь бармену не говорить ничего, видно же бывает, кто есть кто.
– А эти двое – они кто?
Двое в углу тихонько переговаривались, время от времени прихлёбывая пиво. Джонни подошёл к их столику, смахнул на поднос пустую кружку и бумажные тарелки, наклонился и что-то сказал.
– В фуражке – капитан. Этот, рядом, навигатор – видишь шеврон на рукаве? Они из «Транскосмоса», это компания не из самых крутых, но надёжная.
– Так это хорошо? Подойдёшь к ним?
– Погоди, детка. Тут свой этикет.
Пилот в свою очередь огляделся. Центавриане у выхода искали не пилота, а механика, и желательно из своих, а трое за соседним столиком явно просто зашли посидеть. Пока никого больше в баре не было – рановато ещё.
– В «Транскосмосе» зарплата неплохая, – со знанием дела пояснил Тед. – Крупные транспортники и лайнеры, работа посменная… эти ищут дублёра.
– Но если это надёжная компания, почему им понадобилось искать пилота в баре? – удивилась Вероника.
– Ага, вот именно. Сечёшь, солнышко. Может, капитан у них – жуткая сволочь, может, ещё что.
Пилот оглядел двоих. На сволочей не похожи, просто… ну… спокойные такие дядьки, в наглаженной униформе и с аккуратными стрижками. Капитан в свою очередь скользнул по Теду оценивающе-холодным взглядом, задержавшись на бандане с черепами и длинных волосах, и отвернулся. Тед снял бандану, взлохматил шевелюру, оттянул прядь и скосил на неё глаза. Шевелюры было жаль, но деньги на кредитке таяли. Эх, была не была! Он уже начал было привставать, но тут навигатор поднялся, подошёл к музыкальному автомату и коснулся панели, выбирая мелодию. Пилот содрогнулся и сел на место.
– Ты не любишь классику? – удивилась Вероника.
– Эту – нет, – с чувством пробурчал парень. – У меня сосед по общежитию в Академии такое слушал… представляешь – включал на бесконечный повтор и садился писать конспекты! Первые сорок раз ещё ничего, а вот потом…
– А потом? – девушка фыркнула.
– А потом мы ему подменили файлы, – мстительно сообщил Теодор. – И он полдня восстанавливал свою коллекцию, а затем пошёл и купил наушники.
Бар постепенно заполнялся. Тед отошёл за новой кружкой, вопросительно глянул на бармена и, получив в ответ отрицательный жест, вернулся к столику.
Соседи между тем говорили всё громче. Тот, что потолще, с армейской стрижкой и честными глазами пройдохи, извлёк словно из воздуха бутыль и плеснул себе и своему другу.
– Ну ни хрена ж себе мужики гуляют, – изумился пилот. – Нет, ты видала?! Они вообще-то корабль обмывают, уж не знаю – вряд ли в таком состоянии ещё и команду нанимать будут… ну и ну! – он сдвинул бандану и почесал затылок. – Со своим спиртным сюда нельзя, это ж заведению прямой убыток… не может быть, чтобы Джонни не видел.
– Нет, Коля… Колян… Иваныч… т-ты понимаешь…
– …Ты меня уважаешь? Я ув-важаю… потому… никому другому, вот. Только тебе.
– Ага, только тебе, эту совсем ещё новенькую груду железа и за такую смешную цену, – откомментировал Тед. – Потому что никому другому впарить не удалось.
Свежеиспечённый судовладелец, раскрасневшийся и в полурасстёгнутой рубашке, поднял голову и внезапно посмотрел на приятеля таким твёрдым и ясным взглядом, что пилот примолк. Эх, хороший мужик, видно. Даже жаль.
Тед отвернулся от соседей и снова глянул на мужчин из «Транскосмоса». Теперь за их столиком сидел третий – молоденький парнишка, не иначе – вчерашний курсант.
Вероника что-то спросила, но в этот момент сбоку командным тоном рявкнули:
– Стасик, дай я тебя поцелую!!!
Девушка страдальчески скривилась.
– Сейчас я их заткну, – пилот поднялся с места и шагнул к соседнему столику.
Когда он оглянулся на столик в следующий раз – девушки не было. Но сосредоточиться на этой мысли уже почему-то не получалось…
@темы: Космобиолухи, Фанфики
-
-
19.06.2014 в 23:15-
-
19.06.2014 в 23:40-
-
20.06.2014 в 01:21-
-
20.06.2014 в 04:27-
-
20.06.2014 в 12:45– В кардиологическом я бы так шутить не стал. Я бы что-нибудь другое придумал…
-
-
20.06.2014 в 14:29Собственно, критике я тоже была бы рада))
-
-
20.06.2014 в 16:59Увы, обломитесь. Критик из меня хреновый. Я критиковать не умею, я только обгадить могу, а это вряд ли то, что вам требуется.
-
-
20.06.2014 в 19:24-
-
26.06.2014 в 13:16Получилась совершенно прекрасная вещь, фанфиком назвать рука не поднимается )) Тед настолько в духе, что хочется пищать от восторга.
*шёпотом* как по мне, он выдержан в характере гораздо лучше, чем в КП...
Обалденно.
-
-
29.06.2014 в 07:34